Татья́на Никола́евна Са́вичева (23 января[1][* 1] 1930, Дворищи, Лядский район, Ленинградская область — 1 июля 1944, Шатки, Горьковская область) — школьница, которая с начала блокады Ленинграда начала вести дневник в записной книжке. Почти вся семья Тани Савичевой погибла в период с декабря 1941 года по май 1942 года. В ее дневнике девять страниц, на шести из которых даты смерти близких людей — матери, бабушки, сестры, брата и двух дядей. Сама Таня умерла уже в эвакуации. Блокаду пережили только ее старшие сестра Нина и брат Михаил, благодаря которым дневник Тани уцелел и стал одним из символов Великой Отечественной войны...


Биография

Таня родилась 23 января 1930 года в семье нэпмана Николая Родионовича Савичева (род. в 1884) и Марии Игнатьевны Федоровой (род. в 1889) в селе Дворищи под Гдовом у Чудского озера, но, как и ее братья и сестры, выросла в Ленинграде (из-за чего очень часто ее местом рождения ошибочно указан Ленинград). Мария заранее решила, что не будет оставаться для родов в Ленинграде и, будучи на последнем месяце беременности, поехала в Дворище к своей сестре Капитолине, чей муж был врачом и помог принять у Марии роды. Назад в Ленинград она вернулась, когда Тане уже было несколько месяцев. Известно три возможные даты рождения Тани: 25 января 1930 года — эта дата встречается во многих источниках и, вероятно, подогнана под Татьянин день; 23 февраля 1930 года — такая дата написана на мемориальной доске во дворе ее дома; 23 января 1930 года — Лилия Маркова в своей статье «Блокадная хроника Тани Савичевой» утверждает, что именно эта дата является настоящей датой рождения Тани Савичевой[2].

Таня была восьмым и самым младшим ребенком Савичевых. У нее было две сестры — Евгения (родилась в 1909) и Нина (родилась 23 ноября 1918); и два брата — Леонид «Лека» (родился в 1917) и Михаил (родился в 1921). У нее также были две старшие сестры и брат, которых она никогда не видела, потому что они умерли в младенческом возрасте от скарлатины в 1916 году, еще до ее рождения.

Отцу Тани Николаю принадлежала открытая им в 1910 году на 2-й линии Васильевского острова в доме № 13/6 «Трудовая Артель братьев Савичевых» с пекарней и булочной-кондитерской при ней, а также кинотеатр «Совет» на углу Суворовского проспекта и 6-й Советской улицы. В булочной работали сам Николай, Мария и три брата Николая — Дмитрий, Василий и Алексей. В 1930-е годы Николай Савичев, как нэпман, стал «лишенцем», а в 1935 году НКВД выселило Савичевых из Ленинграда за 101-й километр в район Луги, но через какое-то время семья смогла вернуться в город, однако Николай в ссылке заболел и умер от рака 5 марта 1936 года в возрасте 52 лет. Его похоронили на Смоленском православном кладбище недалеко от часовни Ксении Блаженной, где ранее в 1916 были похоронены три его других ребенка.

Высшее образование Тане и ее братьям и сестрам, как детям «лишенца», получить было невозможно. Они также не имели права вступать в комсомол и учиться в вузах. К началу войны Нина и Евгения работали вместе на Невском машиностроительном заводе имени Ленина (Евгения — в архиве, а Нина — в конструкторском бюро), Леонид служил строгальщиком на Судомеханическом заводе, а Миша окончил фабрично-заводское училище и работал слесарем-сборщиком. Мария стала белошвейкой, работала мастером-надомником в швейной «Артели имени 1 Мая» и считалась там одной из лучших вышивальщиц. Леонид увлекался музыкой и вместе с друзьями создал самодеятельный струнный оркестр. Часто они проводили репетиции в его квартире — у Савичевых было много музыкальных инструментов: пианино, гитары, банджо, балалайка, мандолина. В свободное время Савичевы устраивали домашние концерты: Леонид с Михаилом играли, Мария с Таней пели, остальные держались припевкой.

В памяти Нины и Миши Таня осталась как очень застенчивая и не по-детски серьезная:

« Таня была золотая девочка. Любознательная, с легким, ровным характером. Очень хорошо умела слушать. Мы ей все рассказывали — о работе, о спорте, о друзьях. »
Особенно хорошие отношения у Тани были с ее дядей Василием. У него в квартире была небольшая библиотека, и вопросы о жизни Таня задавала именно ему. Вдвоем они часто гуляли вдоль Невы.


Блокада

К началу войны Савичевы жили все в том же доме № 13/6 на 2-й линии Васильевского острова. Таня вместе с матерью, Ниной, Леонидом, Мишей и бабушкой по материнской линии Евдокией Григорьевной Арсеньевой (родилась 22 июня 1867) жили на первом этаже в квартире № 1. Евгения к тому моменту вышла замуж за Юрия Николаевича Путиловского и переселилась на Моховую улицу (дом № 20, квартира № 11), но через некоторое время развелась с ним, однако, продолжала жить на Моховой, наведываясь домой в основном по воскресеньям. Этажом выше в доме № 13/6 жили братья Николая Василий и Алексей, которые после ликвидации «Артели» сменили профессию: Василий стал директором магазина «Букинист» на Петроградской стороне, а Алексей до пенсии работал заводским снабженцем. Их брат Дмитрий умер еще до начала войны, а его жена, Мария Михайловна Савичева, скончалась в феврале 1942 года в возрасте 46 лет (похоронена на Пискаревском кладбище).

В конце мая 1941 года Таня Савичева закончила третий класс школы № 35 на Съездовской линии (теперь Кадетская линия) Васильевского острова и должна была в сентябре пойти в четвертый. Лето 1941 года Савичевы планировали провести во все тех же Дворищах (у сестры Марии Капитолины там жили еще два брата Николая: Григорий и Гавриил). 21 июня Михаил сел на поезд, отправляющийся в Кингисепп. Через две недели, отпраздновав день рождения бабушки, туда должны были отправиться Таня с мамой. Леонид, Нина и Женя собирались приехать в Дворищи в зависимости от того, когда кому из них дадут отпуск на работе. В день нападения Германии на СССР 22 июня их бабушке Евдокии исполнилось 74 года. Узнав о начале войны, Савичевы решили остаться в городе и помогать армии.

В первые же дни войны Леонид и его дяди Василий и Алексей отправились в военкоматы, но получили отказы: Леонида не взяли из-за зрения, Василия и Алексея — из-за возраста. Нина с заводскими сослуживцами стала рыть окопы в Рыбацком, Колпино, в Шушарах, после чего начала дежурить на вышке поста воздушного наблюдения в штабе заводского МПВО. Женя тайком от бабушки и мамы стала сдавать кровь для спасения раненых бойцов и командиров. Мария, как и все работницы швейных мастерских в городе, была отправлена на производство военного обмундирования. Таня вместе со сверстниками в те дни помогала очищать чердаки от мусора и собирала стеклянную тару для зажигательных бутылок. Когда Савичевы узнали, что 9 июля Псков был захвачен немцами, то постепенно начали считать Михаила погибшим, не зная, что он попал в партизанский отряд.


Женя

В декабре 1941 года в Ленинграде остановилась работа транспорта, а улицы города были полностью занесены снегом, который не убирался всю зиму, Евгения очень сильно подорвала здоровье как из-за частой донорской сдачи крови, так и из-за того, что ей приходилось идти от дома до завода пешком почти семь километров. Иногда она оставалась ночевать на заводе, чтобы сохранить силы для работы еще на две смены. Однажды Евгения не пришла на завод и обеспокоенная ее отсутствием, утром в воскресенье, 28 декабря, Нина отпросилась с ночной смены и поспешила к сестре на Моховую улицу, где 32-летняя Евгения умерла у нее на руках. Вероятно, чтобы не забыть дату смерти Жени, Таня решила ее записать и взяла записную книжку Нины, которую той подарил когда-то Леонид. Половину книжки Нина в свое время превратила в справочник чертежника-конструктора, заполнив ее сведениями о задвижках, вентилях, клапанах, трубопроводах и прочей арматуре для котлов. Другая половина книжки, с алфавитом, оставалась чистой и Таня решила писать на ней. На странице под буквой «Ж» она написала:

« Женя умерла 28 дек в 12.00 час утра 1941 г. »
Нина и Михаил спустя годы утверждали, что записи Таня делала синим химическим карандашом, которым Нина подводила глаза. В 2009 году эксперты Государственного Музея истории Санкт-Петербурга, готовя дневник к закрытой экспозиции, с точностью установили, что записи Таня делала не химическим карандашом, а обычным цветным[3].

Вначале Евгению хотели похоронить на Серафимовском кладбище, однако это оказалось невозможно из-за того, что все подступы к воротам кладбища были завалены трупами, которые некому было хоронить, и поэтому Савичевы решили отвезти ее тело на Остров Декабристов и похоронить там на Смоленском лютеранском кладбище. С помощью ее бывшего мужа Юрия удалось достать гроб. По воспоминаниям Нины, уже на кладбище Мария, склонившись над гробом старшей дочери, произнесла фразу, которая для их семьи стала пророческой: «Вот мы тебя хороним, Женечка. А кто и как нас хоронить будет?».


Бабушка

В начале января бабушке Тани, Евдокии Федоровой, был поставлен диагноз: третья степень алиментарной дистрофии. При таком состоянии требовалась срочная госпитализация, но Евдокия отказалась, ссылаясь на то, что ленинградские больницы и без того переполнены. Она умерла 25 января, спустя два дня после дня рождения Тани. В книжке Нины на странице с буквой «Б» Таня написала:

« Бабушка умерла 25 янв. 3 ч. дня 1942 г. »
В свидетельстве о смерти, которое Мария Савичева получила в райсобесе, стоит другое число — 1 февраля. Это было вызвано тем, что перед смертью Евдокия попросила не выбрасывать ее продуктовую карточку, потому что ее можно было использовать еще до конца месяца. Евдокия — единственная из семьи Савичевых, чье место захоронения осталось неизвестным — Нина не участвовала в ее похоронах, потому что вместе с Леонидом к тому моменту уже давно была на казарменном заводском положении и дома почти не бывала. Возможно, Евдокию похоронили в братской могиле на Пискаревском кладбище.


Нина и Миша

28 февраля 1942 года Нина должна была прийти домой, но так и не пришла. В тот день был сильный артобстрел, и, видимо, Савичевы посчитали Нину погибшей, не зная, что Нина вместе со всем предприятием, где она работала, была спешно эвакуирована через Ладожское озеро на «Большую Землю». Письма в осажденный Ленинград почти не ходили, и Нина, как и Михаил, не могла передать родным никакой весточки. В дневник сестру и брата Таня так и не записала, возможно надеясь, что те живы.

Во время эвакуации Нина тяжело заболела, ее сняли с поезда и отправили в больницу, откуда она попала в совхоз в Тверской области. При первой же возможности она послала их общему с Леонидом другу Василию Крылову письмо с просьбой проведать ее семью. Однако, Крылов не сразу получил письмо, потому что тоже находился в эвакуации.

Михаил 21 июня 1941 года сел на поезд Ленинград — Кингисепп, и отправился в село Дворищи к тете Капитолине. Там его и застала война. Михаил ушел в партизанский отряд, провел в нем несколько лет, был тяжело ранен и отправлен на лечение в уже освобожденный Ленинград. Из больницы вышел инвалидом, передвигался на костылях. В 1944 году поселился в городе Сланцы, где работал на почте.


Лека

Леонид, работая на Адмиралтейском заводе днем и ночью, редко приходил домой, хотя завод был недалеко от дома — на противоположном берегу Невы, за мостом Лейтенанта Шмидта. Как и Евгении ему, в большинстве случаев, приходилось ночевать на предприятии, часто работая по две смены подряд. В книге «История Адмиралтейского завода» под фотографией Леонида стоит подпись:

« Леонид Савичев работал очень старательно, ни разу не опоздал на смену, хотя был истощен. Но однажды он на завод не пришел. А через два дня в цех сообщили, что Савичев умер... »
Лека умер от дистрофии 17 марта в заводском стационаре в 24 года. Михаил вспоминал о брате как об отличном парне, который всегда гордился тем, что был ровесником Октября и что год его рождения — 1917. На букве «Л» Таня, в спешке объединив два слова в одно, написала:

« Лека умер 17 марта в 5 часутр в 1942 г. »
Леонида тоже похоронили на Пискаревском кладбище.


Дядя Вася

13 апреля в 56 лет умер Василий. Таня на букве «Д» сделала соответствующую запись, которая получилась не очень правильной и сбивчивой:

« Дядя Вася умер в 13 апр 2 ч ночь 1942 г. »
Василия похоронили на Пискаревском кладбище.


Дядя Леша

Незадолго до смерти Алексею Савичеву был поставлен тот же диагноз, что и Евдокии — третья степень алиментарной дистрофии, и при этом настолько запущенная, что его не могла спасти даже госпитализация. Алексей умер в возрасте 71 года 10 мая. Страница на букву «Л» уже была занята записью про Леонида и поэтому Таня сделала запись на развороте слева. По неизвестным причинам слово «умер» Таня почему-то пропустила:

« Дядя Леша 10 мая в 4 ч дня 1942 г. »
Алексея похоронили на Пискаревском кладбище.


Мать

Марии Савичевой не стало утром 13 мая. На листке под буквой «М» Таня сделала соответствующую запись и слово «умерла» тоже почему-то пропустила:

« Мама в 13 мая в 7.30 час утра 1942 г. »
Очевидно, со смертью матери Таня потеряла надежду, что Михаил и Нина когда-нибудь вернутся домой, поэтому на букве «С» «У» и «О» она пишет:

« Савичевы умерли »
« Умерли все »
« Осталась одна Таня »


Таня

Первый день, когда она осталась одна, Таня провела у своей подруги Веры Афанасьевны Николаенко, которая жила вместе с родителями этажом выше Савичевых. Вера была на год старше Тани и до Блокады девочки общались по-соседски, но во время самой Блокады до этого дня не виделись (Вера почти не выходила из дома и не знала, что происходит у соседей). Мать Веры, Агриппина Михайловна, зашила тело Марии в серое одеяло с полоской, а ее отец, Афанасий Семенович, принес из местного детского сада двухколесную тележку. На ней он и Вера вдвоем повезли тело через весь Васильевский остров за реку Смоленку.

«Таня пойти с нами не могла — была совсем слаба. Помню, тележка на брусчатке подпрыгивала, особенно когда шли по Малому проспекту. Завернутое в одеяло тело клонилось набок, и я его поддерживала. За мостом через Смоленку находился огромный ангар. Туда свозили трупы со всего Васильевского острова. Мы занесли туда тело и оставили. Помню, там была гора трупов. Когда туда вошли, раздался жуткий стон. Это из горла кого-то из мертвых выходил воздух… Мне стало очень страшно.»
Трупы из этого ангара хоронили в братских могилах на Смоленском православном кладбище, но когда много лет спустя Нина сделала запросы по поводу мест захоронения ее семьи в Государственный мемориальный музей обороны и блокады Ленинграда, то там ей почему-то сообщили, что Марию, как и всех, похоронили на Пискаревском кладбище и даже сообщили номер могилы. Только в январе 2004 года, благодаря статье в газете «Аргументы и факты», где было опубликовано интервью с Верой Николаенко, Нина узнала, что, возможно, ее мать была похоронена на Смоленском кладбище. В конечном итоге сотрудники архива самого Пискаревского кладбища подтвердили, что Мария была похоронена на Смоленском православном кладбище, прямо недалеко от могилы ее мужа. Правда, при регистрации отчество Игнатьевна почему-то заменили на Михайловна и под этим именем она значится в электронной Книге Памяти кладбища.

Таня пробыла у Николаенко весь тот день и осталась на ночь.

«Сказала, что пойдет жить к тете. Вечером пришел мой отец, принес немного селедки. Мы сели ужинать. Таня съела кусочек и сказала: «Ой, я вся просолонилась». Когда мы ложились спать, она показала матерчатый мешочек, висевший на веревке у нее на шее. Объяснила, что там драгоценности, оставшиеся от отца. Она собиралась менять их на хлеб. На следующее утро Таня ушла. Больше я ее никогда не видела.»

Таня пошла к бабушкиной племяннице Евдокии Петровне Арсеньевой, которая жила в коммунальной квартире на улице Пролетарской диктатуры (дом № 1а, комната № 3). Она родилась в Петрограде. В 1918 году умерли ее отец и мать, и они с сестрой Ольгой (в будущем Крутоус) остались сиротами, после чего их разлучили. Ольга попала в детский дом в Пушкине, а Евдокию в качестве няньки отправили в одну деревенскую семью. Еще задолго до войны Ольга разыскала сестру и уговорила ее вернуться в Ленинград, где та нашла работу на слюдяной фабрике. С 1930 года сестры не общались, в результате тяжелого детства Евдокия выросла очень неприветливой.

С собой Таня прихватила стоявшую у них дома палехскую шкатулку, в которой хранились мамина свадебная фата, венчальные свечи, шесть свидетельств о смерти и блокнот Нины. Евдокия оформила опекунство над Таней и перевезла в свою комнату на хранение многие вещи Савичевых. В то время она отрабатывала на заводе по полторы смены без отдыха и, уходя на работу, отправляла девочку на улицу. Таня к тому моменту была уже окончательно истощена и, несмотря на то, что уже стоял май, как и все ленинградцы, страдавшие дистрофией, она ощущала озноб и ходила в зимней одежде. Нередко случалось, что, вернувшись домой, Евдокия заставала Таню спящей прямо на лестнице.

В самом начале июня 1942 года Таню нашел Василий Крылов, которому удалось вернуться из эвакуации в Ленинград и он нашел письмо Нины. И хотя она узнала, что Нина жива, ее здоровье было настолько подорвано, что через некоторое время Евдокия сняла с себя право опеки, чтобы Таню смогли отправить в эвакуацию.


Эвакуация

Евдокия оформила Таню в детский дом № 48 Смольнинского района, который готовился тогда к эвакуации в Шатковский район Горьковской области, что был в 1300 километрах от Ленинграда. В августе 1942 в составе 125 детей Таня прибыла в поселок Шатки, где их отправили в расположенный неподалеку от Шатков поселок Красный Бор и разместили в одном из зданий средней школы на двухнедельный карантин. Несмотря на то, что все 125 детей были физически истощены, инфекционно-больных среди них было только пятеро. Таня была единственным ребенком, который был болен туберкулезом, из-за чего ее не допускали к другим детям, и единственным человеком, который с ней общался, была приставленная к ней медсестра Нина Михайловна Середкина. Она делала все, чтобы облегчить Танины страдания и ей это в какой-то степени удалось: через некоторое время Таня могла ходить на костылях, а позже передвигалась, держась руками за стенку.

Но организм Тани был настолько подорван, что в начале марта 1944 года ее перевезли в дом инвалидов в селе Понетаевка, что было в 25 километрах от Красного Бора. Там туберкулез стал прогрессировать и через два месяца 24 мая Таню перевели в инфекционное отделение Шатковской районной больницы, где за ней до последнего дня ухаживала санитарка Анна Михайловна Журкина:

«Я хорошо помню эту девочку. Худенькое личико, широко открытые глаза. День и ночь я не отходила от Танечки, но болезнь была неумолима, и она вырвала ее из моих рук. Я не могу без слез вспоминать это...»
Прогрессирующие дистрофия, цинга, нервное потрясение и костный туберкулез, которым Таня переболела в раннем детстве, окончательно подорвали ее здоровье и 1 июля 1944 в возрасте 14 с половиной лет Таня Савичева умерла от туберкулеза кишечника (по другой версии, это был энцефалит). Она стала единственной умершей из всех прибывших тогда детей детского дома № 48. Перед смертью ее часто мучили головные боли, а в последние дни она ослепла.

В тот же день Таню, как безродную, похоронил больничный конюх и Журкина с того же года стала ухаживать и за Таниной могилой.